– Я не хотел ставить вас в такое трудное положение, – обратился он к Галлегеру, – однако под угрозой тюрьмы вы будете работать гораздо эффективнее. Не знаю, долго ли мне удастся покрывать вас, но если вы быстро выполните условия…
– Какие условия?
– О, мне нужно немного. Для начала – тело Джонаса…
– Ха! – ответил Гэллегер.
Вернувшись в лабораторию, он сел и впрыснул себе в рот порцию алкоголя, прежде чем успел подумать о маленькой коричневой зверушке. Потом лег, переводя взгляд с голубоглазого негенератора на Джо и обратно.
– Старая китайская пословица гласит, – наконец заговорил он, – что тот, кто первый откажется от словесных аргументов и начнет размахивать руками, признается в интеллектуальной несостоятельности.
– Разумеется, – ответил Джо. – Это не подлежит ни малейшему сомнению: если для доказательства своей правоты тебе нужен эксперимент, значит, ты плохой философ и логик.
Гэллегер вновь прибег к казуистике:
– Первый уровень: человекообразное животное – размахивание кулаками. Второй уровень: человек – чистая логика. А как быть с третьим уровнем?
– С каким еще третьим уровнем?
– Мир познаваем. Но только для человека, а ты не человек. Твое божество не антропоморфно. Итак, три уровня: животное, человек и то, что мы для удобства назовем сверхчеловеком, хотя ему вовсе не обязательно иметь с человеком что-то общее. Мы всегда приписывали теоретическому сверхсуществу божественные черты. Пусть это существо третьего уровня называется Джо.
– Резонно, – заметил Джо.
– В данной ситуации две основные логические концепции не находят применения. Мир познаваем для чистого разума, но вместе с тем и для опыта, соединенного с разумом. Но такие концепции второго уровня настолько же элементарны для Джо, насколько идеи Платона для Бэкона. – Гэллегер скрестил пальцы за спиной. – Возникает вопрос: что означают для Джо операции третьего уровня?
– Божественность? – предположил робот.
– Не забывай, что у тебя есть дополнительные чувства. Ты можешь сенсировать, что бы это ни значило. Нужны ли тебе еще традиционные логические методы? Скажем…
– Да, – признался Джо, – я сенсирую. А еще могу когитовать. Гмм…
Гэллегер вдруг вскочил с дивана.
– Ну и дурень же я! «Выпей меня» – вот он ответ. Заткнись, Джо, иди в угол и сенсируй себе на здоровье.
– Но я сейчас когитую.
– Тогда когитуй. Меня наконец-то осенило. Когда я вчера проснулся, то думал о бутылке с надписью «Выпей меня». Алиса, когда выпила бутылочку, уменьшилась, верно? Та-ак… где у меня энциклопедия? Жаль, что я так слаб в технике. Вазоконстриктор… гомеостатический… – о, есть! – демонстрирует механизм метаболизма, регулирующего вегетативную нервную систему. Метаболизм. Интересно…
Гэллегер направился к лабораторному столу и осмотрел все бутылки.
– Жизнь – вот сущность всего, а все прочее лишь ее проявления. Я должен был решить некую проблему для фирмы «Надпочечники Лимитед». Здесь были Джонас Хардинг и дедушка. Хардинг дал мне час на выполнение своего заказа. Вопрос заключался… в создании опасного и вместе с тем безвредного животного. Парадокс. Нет, не то. Клиенты Хардинга хотели переживать волнующее приключение и одновременно оставаться в безопасности. Лабораторных животных у меня нет… Джо!
– Ну, что еще?
– Смотри, – сказал Гэллегер, налил в стакан выпивку и смотрел, как она исчезает. – Что случилось с выпивкой?
– Ее выпила маленькая коричневая зверушка.
– А случайно, это не мой дед?
– Он самый, – ответил Джо.
Гэллегер виртуозно выругался.
– Что же ты мне сразу не сказал, ты…
– Я ответил на твой вопрос, – откликнулся робот. – Дедушка ведь смуглый, верно? И он, несомненно, животное.
– Но почему маленькое? Я думал, это будет существо размером с кролика.
– Единственным критерием оценки является сравнение с размерами данного вида. В сравнении со средним человеческим ростом дедушка мал. Вот и получается маленькая коричневая зверушка.
– Итак, это дед, – повторил Гэллегер, возвращаясь к лабораторному столу. – Просто его переключили на большую скорость. Ускоренный обмен веществ. Адреналин… Гммм… Теперь, когда я знаю, что искать, возможно…
Он умолк. Уже темнело, когда он влил в стакан содержимое небольшой пробирки, добавил туда порцию виски и подождал, пока смесь исчезнет.
Вскоре что-то замелькало то в одном, то в другом углу комнаты, начало постепенно материализоваться и наконец превратилось в дедушку. Дед стоял перед Гэллегером, трясясь как студень, по мере того, как проходило действие ускоряющего средства.
– Как дела, дедуля? – успокаивающе спросил Гэллегер.
Лицо старика выражало ярость, впервые в жизни он был пьян. Гэллегер с безграничным удивлением таращился на него.
– Я возвращаюсь в Мэйн, – заплакал дед и рухнул навзничь.
– Никогда я не видел столько рохлей одновременно, – сказал он, пожирая жаркое. – Боже, как я голоден. В следующий раз хорошенько подумаю, прежде чем дам сделать себе укол. Сколько месяцев я был в этом состоянии?
– Два дня, – ответил Гэллегер, старательно перемешивая микстуру. – Это было средство, ускоряющее обмен веществ. Ты просто жил быстрее, вот и все.
– Вот и все! Да я вообще не мог есть! Все было для меня слишком твердым. Единственное, что мне подходило, это алкоголь.
– Да?
– Я не мог кусать, даже искусственными зубами. А виски имело такой вкус, словно его раскалили докрасна. Жаркое вроде этого было просто исключено.
– Ты просто жил быстрее. – Гэллегер посмотрел на робота, продолжавшего молча когитовать в углу. – Э-э… минуточку. Противоположностью ускорению является замедление… Дед, а где Джонас Хардинг?