– Какой чемодан? – продолжал допытываться Ваннинг.
– Тот, с которым Макилсон вошел сюда. И без которого он вышел.
– Игра закончена, – печально сказал Ваннинг. – Я сдаюсь.
– Что?
– А если я скажу, что сделал с чемоданом, вы замолвите за меня словечко?
– Ну… пожалуй… А где он?
– Я его съел, – ответил Ваннинг, укладываясь на диван и явно собираясь вздремнуть.
Хэттон послал ему взгляд, полный ненависти.
Полицейские прошли мимо шкафа, мельком заглянув внутрь. Рентгеновские лучи не обнаружили ничего ни в стенах, ни в полу, ни в потолке, ни в мебели. Остальные помещения офиса тоже обыскали, но безрезультатно.
Наконец Хэттон сдался.
– Утром я подам жалобу, – пообещал ему Ваннинг. – А в отношении Макилсона воспользуюсь принципом Habeas corpus .
– Иди ты к черту! – буркнул Хэттон.
– До свидания.
Ваннинг подождал, пока непрошенные гости уберутся, потом, тихонько посмеиваясь, подошел к шкафу и открыл его.
Медное яйцо исчезло. Ваннинг пошарил внутри, но без толку.
Значение этого дошло до него не сразу. Он повернул шкаф к окну и снова заглянул туда – с тем же результатом.
Шкаф был пуст.
Двадцать пять тысяч кредитов в облигациях пропали.
Ваннинга прошиб холодный пот. Схватив металлический шкаф, он встряхнул его, но это не помогло. Потом перенес в другой угол комнаты, а сам вернулся на прежнее место и принялся внимательно осматривать пол.
– Проклятье!
Неужели Хэттон?
Нет, невозможно. Ваннинг не спускал со шкафа глаз, пока здесь была полиция. Один из полицейских открыл шкаф, заглянул внутрь и снова закрыл. После этого шкаф все время оставался закрытым.
Но облигации исчезли.
Так же, как и странное существо, которое Ваннинг раздавил. Все это вместе означало, что… Вот именно: что?
Он метнулся к видеофону и вызвал Гэллегера.
– Что случилось, а? Чего тебе? – На экране появилось худое лицо изобретателя, еще более осунувшееся от пьянства. – У меня похмелье, а тиамин кончился. А как твои дела?
– Послушай, – сказал Ваннинг, – я положил кое-что в твой чертов шкаф и потерял.
– Шкаф? Забавно…
– Да нет, то, что в него положил… чемодан.
Гэллегер покачал головой.
– Никогда заранее не знаешь… Помню, однажды я сделал…
– К черту воспоминания! Мне нужен мой чемодан!
– Фамильные драгоценности? – спросил Гэллегер.
– Нет. Там были деньги.
– С твоей стороны это было неразумно. Ты знаешь, что с сорок девятого года не разорился ни один банк? Вот уж не думал, Ваннинг, что ты так скуп. Хотел иметь деньги при себе, чтобы перебирать их своими загребущими лапами, да?
– Ты снова пьян!
– Нет, только стараюсь напиться, – уточнил Гэллегер. – Со временем у меня выработался иммунитет к алкоголю, и чтобы напиться, мне нужно ужасно много времени. Из-за твоего звонка я отстал на две с половиной порции. Нужно приделать к органу удлинитель, чтобы разговаривать и пить одновременно.
– Мой чемодан! Что с ним случилось? Я должен его найти!
– У меня его нет.
– А ты можешь сказать, где он?
– Понятия не имею. Выкладывай подробности, посмотрим, что можно сделать.
Ваннинг последовал совету, правда, из осторожности несколько сократил рассказ.
– О'кей, – неохотно сказал Гэллегер. – Ненавижу выдвигать теории, но в исключительных случаях… Мой диагноз обойдется тебе в пятьдесят кредитов.
– Что?! Послушай…
– Пятьдесят кредитов, – упрямо повторил Гэллегер. – Или разбирайся сам.
– А откуда мне знать, что ты сможешь вернуть чемодан.
– Приходится допустить возможность, что у меня ничего не выйдет. Однако шанс есть… Я должен буду воспользоваться счетными машинами, а это стоит дорого.
– Ладно-ладно, – буркнул Ваннинг. – Иди, считай. Без чемодана мне конец.
– Меня больше интересует тот карапуз, которого ты придушил. Честно говоря, это единственная причина, по которой я вообще занимаюсь твоим делом. Жизнь в четвертом измерении… – продолжал Гэллегер, вяло поводя руками. Потом лицо его исчезло с экрана, и Ваннинг выключил видеофон.
Он еще раз обыскал шкаф, но так и не нашел в нем ничего. Замшевый чемодан словно испарился.
Ваннинг надел пальто и отправился в «Манхеттен Руф», где съел ужин, обильно сдобренный вином. Ему было очень жалко себя.
Назавтра его жалость к себе усугубилась. Он раз за разом пытался связаться с Гэллегером, но в лаборатории никого не было, так что Ваннинг попусту переводил время. Около полудня ввалился Макилсон. Он был сильно взволнован.
– Не очень-то ты спешил вытащить меня из тюрьмы, – с ходу набросился он на Ваннинга. – И что теперь? У тебя найдется что-нибудь выпить?
– Зачем тебе? – буркнул Ваннинг. – Судя по твоему виду, ты уже напился. Езжай во Флориду и жди, пока все успокоится.
– Хватит с меня ожидалок. Я еду в Южную Америку, и мне нужны бабки.
– Подожди, пока можно будет реализовать облигации.
– Я забираю половину. Как и договорились.
Ваннинг прищурился.
– И попадешь прямо в лапы полиции. Ясно, как дважды два.
Макилсон был явно не в себе.
– Согласен, я совершил ошибку. Но теперь… нет, теперь я буду умнее.
– Значит, подождешь.
– На крыше в вертолете ждет мой приятель. Я отдам ему облигации, а потом спокойно уйду. Полиция ничего у меня не найдет.
– Я сказал, нет, – повторил Ваннинг. – Дело слишком рискованное.
– Рискованное оно сейчас. Если они найдут облигации…
– Не найдут.
– Где ты их спрятал?
– Это мое дело.
Макилсон занервничал.
– Возможно. Но они в этом здании. Вчера ты не мог их никуда сплавить до прихода фараонов. Не стоит искушать судьбу. Они искали рентгеном?