Пять рассказов о Гэллегере - Страница 55

– Прежде чем стать вашим адвокатом, я хотел бы увидеть их, – ответил неприятный голос, и экран погас.

Детектив Джонсон похлопал Гэллегера по плечу.

– Ага, значит, у вас на счету пусто? Вам нужны деньги?

– Это ни для кого не тайна. Но нельзя сказать, что я вылетел в трубу. Я только что закончил…

– Одну работу. Это я слышал. И разбогатели. А на какую сумму? Случайно не на пятьдесят тысяч кредитов?

Гэллегер глубоко вздохнул.

– Больше я не скажу ни слова, – произнес он и вернулся на диван, стараясь не обращать внимания на полицейских, переворачивающих его лабораторию вверх ногами. Ему нужен был адвокат. И срочно. Но как нанять адвоката без денег? А если связаться с Маккензи?..

Он позвонил ему. Маккензи выглядел довольным.

– О, – сказал он, – я вижу, полиция уже пришла.

– Я о той работе, которую подкинул мне ваш партнер, – начал Гэллегер. – Я решил вашу проблему. У меня есть то, что вам требуется.

– Неужто тело Хардинга? – оживился Маккензи.

– Нет, животные, которых вы просили. Идеальная дичь.

– Жаль, что вы не сказали этого раньше.

– Приезжайте немедленно и отзовите полицию, – настаивал Гэллегер. – Я говорю серьезно: у меня есть для вас идеальная дичь для охоты.

– Не знаю, смогу ли я отозвать этих гончих псов, – ответил Маккензи, – но уже еду. Только помните: я не заплачу вам ни гроша.

– Вот тебе на! – буркнул Гэллегер и выключил видеофон. Тот тут же зазвонил. Гэллегер коснулся трубки, и на экране появилось лицо женщины, которая сказала:

– Мистер Гэллегер, в связи с вашим запросом о дедушке сообщаем: он не вернулся в Мэйн. Это все.

Лицо исчезло, а Джонсон тут же сказал:

– А что случилось с вашим дедом?

– Я его съел, – скривился Гэллегер. – Почему бы вам не оставить меня в покое?

Джонсон что-то пометил в блокноте.

– Ваш дедушка. Хорошо… нужно проверить. А кстати, что это такое сидит там? – он указал на голубоглазое существо.

– Я изучал случаи воспаления костного мозга у головоногих.

– Ага, понятно. Спасибо… Фред, проверь, что там с дедом этого парня. Куда ты смотришь?

– На этот экран. Он включен.

Джонсон подошел к магнитофону.

– Думаю, нужно его конфисковать. Вероятно, там нет ничего важного, но… – Он коснулся переключателя. Экран остался пустым, но голос Гэллегера произнес: «Мы тут знаем, что делать со шпионами, ты, мерзкий доносчик».

Джонсон вновь нажал переключатель и посмотрел на Гэллегера. Его румяное лицо оставалось неподвижным, пока перематывалась лента. Гэллегер сказал:

– Джо, дай мне тупой нож. Я хочу перерезать себе горло, но медленно и со вкусом.

Однако Джо, занятый философскими рассуждениями, не потрудился даже ответить.

Джонсон начал просматривать видеозапись. Достав какой-то снимок, он сравнил его с тем, что показывал экран.

– Отлично, это Хардинг. Спасибо, мистер Гэллегер, что сохранили это для нас.

– Пустяки, – откликнулся тот. – Я даже готов показать палачу, как ловчей завязать петлю у меня на шее.

– Ты записываешь, Фред? Вот хорошо.

Пленка неумолимо вращалась, а Гэллегер старался убедить себя, что на ней не может быть ничего особенного.

Его надежды развеялись дымом, когда изображение исчезло с экрана – это был момент, когда он накинул на камеру одеяло. Джонсон поднял руку, требуя тишины. На экране по-прежнему ничего не было видно, но голоса звучали отчетливо.

«У вас еще тридцать семь минут, мистер Гэллегер».

«Подождите немного, сейчас будет готово. Мне очень нужны ваши пятьдесят тысяч кредитов».

«Но…»

«Спокойно, все уже готово. Еще чуть-чуть, и все ваши проблемы кончатся».

– Неужели я все это говорил? – бросил в пространство Гэллегер. – Ну и идиот! Почему я не отключил микрофон, когда накрыл объектив?!

«Ты же медленно убиваешь меня, сопляк!»

– Старик имел в виду всего лишь еще одну бутылку, – простонал Гэллегер. – Ну, не будь дураком, приятель, и сделай так, чтобы фараоны тебе поверили! Эге… – Он вдруг оживился. – Может, так я смогу узнать, что случилось с дедом и Хардингом. Если я выстрелил их в иной мир, может, будет какой-нибудь след.

«А теперь внимание, – сказал голос Гэллегера с пленки. – Я объясню вам, как это делаю. Да, еще одно: я хочу потом это запатентовать, поэтому не желаю никаких шпионов. Вы двое никому ничего не скажете, но магнитофон по-прежнему включен на запись. Когда я прослушаю это завтра, то скажу себе: Гэллегер, ты слишком много болтаешь. Есть только один способ сохранить тайну. Раз – и все!»

Кто-то крикнул, но крик оборвался на середине. Магнитофон умолк, воцарилась полная тишина.

Открылась дверь, и вошел, потирая руки, Мердок Маккензи.

– А вот и я, – сказал он. – Я понял так, что вы решили нашу проблему, мистер Гэллегер. Может, мы с вами и договоримся. В конце концов, нет точных доказательств того, что вы убили Джонаса. Я возьму назад обвинение, если у вас действительно есть то, в чем нуждается наша фирма.

– Дай-ка мне наручники, Фред, – потребовал Джонсон.

– Вы не имеете права! – запротестовал Гэллегер.

– Ошибочное утверждение, – заметил Джо, – опровергаемое в данный момент эмпирическим способом. До чего же вы, люди, нелогичны.

Развитие общества всегда отстает от развития техники. В те времена, когда техника стремилась все упростить, общественная система была исключительно сложна, частично в результате исторических условий, а частично из-за тогдашнего развития науки. Возьмем, к примеру, юриспруденцию. Кокберн, Блеквуд и многие другие установили некие общие и частные правила относительно, скажем, патентов, однако одно небольшое устройство могло лишить их всякого смысла. Интеграторы могли решать проблемы, с которыми не справлялся человеческий мозг, и потому в эти полумеханические коллоиды требовалось встраивать различные системы безопасности. Более того, электронный умножитель мог не только опрокинуть патентные правила, но также нарушить право собственности, и потому юристы исписывали целые тома о том, является ли право на «новинку» действительной собственностью, считать ли сделанное на умножителе подделкой или копией; а также о том, можно ли считать массовое дублирование шиншилл непорядочным по отношению к производителю, использующему традиционные способы. Мир, упоенный техническим прогрессом, отчаянно пытался удержать равновесие. В конце концов вся эта неразбериха должна была кончиться. Но еще не сейчас.