– Ну, может быть…
– Никаких «может быть»! Ты думаешь, я лично хожу ко всем полудуркам-изобретателям, которые что-то для меня делают? Если бы мне не прожужжали уши, что ты, мол, лучший в этом деле, ты бы давно уже сидел!
«Изобретатель»?
– Дело в том, – осторожно начал Гэллегер, – что я был болен…
– Брехня! – отмахнулся Хоппер. – Ты был пьян хуже свиньи. А я не плачу за пьянство. Может, ты забыл, что эта тысяча только аванс, а будет еще девять?
– Э-э… нет. Гмм… девять тысяч?
– Плюс премия за быстрое выполнение заказа. Ты еще можешь ее получить. Прошло всего две недели, ты очень вовремя вышел из запоя. Я уже присмотрел несколько заводов, а мои люди ищут по всей стране хорошие зрительные залы. Это годится для небольших аппаратов, Гэллегер? Постоянный доход будет от них, а не от крупных залов.
– Грррммффф, – поперхнулся Гэллегер. – Но…
– Это у тебя? Я уже еду посмотреть.
– Подождите! Я бы хотел еще кое-что дополнить…
– Мне нужна только идея, – сказал Хоппер. – Если она хороша, все остальное – мелочи. Я позвоню Тренчу, пусть отзовет иск. Сейчас приеду.
И он выключил связь.
Гэллегер взревел, требуя еще пива.
– И бритву, – добавил он, когда Нарцисс выходил из комнаты. – Хочу перерезать себе горло.
– Это еще зачем? – спросил робот.
– Чтобы развлечь тебя, зачем же еще? Давай, наконец, пиво!
Нарцисс принес банку.
– Не понимаю, что тебя так беспокоит, – заметил он. – Не лучше ли забыться в экстазе, созерцая мою красоту.
– Бритва лучше, – угрюмо ответил Гэллегер. – Гораздо лучше. У меня трое клиентов, из которых двоих я вообще не помню, и все заказали у меня что-то, чего я тоже не помню. Ха!
Нарцисс задумался.
– Попробуй индуктивный метод, – предложил он. – Эта машина…
– Ну, что «эта машина»?
– Когда ты получаешь заказ, то обычно напиваешься до такого состояния, в котором твое подсознание одерживает верх над сознанием и само делает все что нужно. А потом ты трезвеешь. Вероятно, и сейчас было то же самое. Ты сделал машину или нет?
– Ну, сделал, – согласился Гэллегер. – Только для кого? Я даже не знаю, на что она.
– Ты можешь включить ее и проверить.
– Верно… Что-то я поглупел сегодня.
– Ты всегда глупый, – убежденно сказал Нарцисс. – И уродливый. Чем дольше я созерцаю свою красоту, тем большую жалость испытываю к людям.
– Заткнись! – рявкнул Гэллегер, но тут же успокоился, понимая, что спорить с роботом бессмысленно.
Подойдя к таинственной машине, он еще раз оглядел ее. Никаких новых идей не возникло.
У машины был переключатель, который Гэллегер и переключил. Зазвучала песенка о больнице Святого Джекоба: «…я увидел свою дражайшую на мраморном столе…»
– Все ясно, – сказал Гэллегер, снова накаляясь. – Кто-то заказал мне граммофон.
– Минуточку, – Нарцисс вытянул руку. – Выгляни в окно.
– Ну, и что там?
Гэллегер перегнулся через подоконник, да так и застыл. Ничего подобного он не ожидал. Пучок трубок, отходящих от машины, оказался невероятно эластичным. Трубки вытянулись до самого дна ямы, метров на десять, и двигались, как пылесосы на лугу. Они мелькали с такой скоростью, что Гэллегер видел лишь смазанные контуры. Выглядело это так, словно Медуза Горгона, страдающая пляской Святого Витта, заразила ею своих змей.
– Смотри, как носятся, – задумчиво сказал Нарцисс, всей своей тяжестью налегая на Гэллегера. – Вот потому и дыра. Они пожирают землю.
– Верно, – согласился конструктор, отодвигаясь от робота. – Вот только зачем? Земля… гмм. Сырье. – Он взглянул на машину, которая как раз выводила:
«…есть ли где-нибудь на свете другой такой жеребец…»
– Собранная земля попадает в бывшее помойное ведро, – рассуждал Гэллегер, внимательно глядя на машину. – А что потом? Бомбардировка электронами? Протоны, нейтроны, позитроны… жаль, не знаю, что это такое, – жалобно закончил он.
– Позитрон – это…
– Ничего не говори, – попросил Гэллегер. – Ни к чему мне лишние семантические трудности. Я хорошо знаю, что такое позитрон, только не увязываю этого с названием. Я постиг только его сущность, неизреченную, так сказать.
– Но можно выразить его протяженность, – заметил Нарцисс.
– Это не для меня. Как сказал Шалтай-Болтай, это еще вопрос, кто здесь хозяин. В моем случае это слова. От этих чертовых словечек у меня мурашки по коже бегают. Я просто не улавливаю их значения.
– Ну и глупо, – сказал робот. – «Позитрон» – слово со вполне ясным значением.
– Возможно, для тебя. А для меня в этом смысла не больше, чем в шайке парней с рыбьими хвостами и зелеными усами. Вот почему я никогда не мог понять, что творит мое подсознание. Приходится использовать символическую логику, а символы… В общем, заткнись! – потребовал вдруг Гэллегер. – Чего это ради я буду спорить с тобой о семантике?
– Ты сам начал, – сказал Нарцисс.
Гэллегер одарил робота неприязненным взглядом и вновь повернулся к загадочной машине, продолжавшей пожирать землю и петь о больнице Святого Джекоба.
– Интересно, почему она играет именно эту песню?
– Но ведь ты всегда поешь ее в пьяном виде, разве не так? Особенно в ванной.
– Мне это ничего не говорит, – буркнул Гэллегер и начал изучать машину.
Устройство работало гладко, быстро, выделяя большое количество тепла и слегка дымя. Гэллегер нашел отверстие для смазки, схватил старую масленку и капнул из нее. Дым исчез, а вместе с ним пропал слабый запах паленого.
– Из нее ничего не выходит, – сказал Гэллегер после долгой паузы.